112.

Тихое утро в поезде. Вроде бы ничего особенного. Однако хорошо и тихо. Марианна снова читает. Я смотрю на нее. На ее пальцы, которые держат книгу. Длинные и тонкие. Думаю о ее постоянных причудах. Мне непонятно, то ли это она такая уж необыкновенная, то ли это я такой заурядный. Я понимаю, что не все у нас идет гладко, но не м°гу представить себе, как могло бы быть иначе.

137.

Я говорю, что не прочь провести вечер один. Может быть, прогуляться. Побыть наедине с собой. Марианне тоже хочется побыть одной. Она сама давно собиралась мне это предложить и теперь сердится, что я ее опередил. Я не должен думать, что мне больше хочется побыть одному, чем ей.

146.

Неожиданно Марианна объявляет, что у нее был день рождения. Несколько дней назад. Мне обидно, что она ничего мне об этом не сказала, но она говорит, что ей не нравится праздновать тот факт, что время не стоит на месте. По ее мнению тот, кто придумал праздновать дни рождения, сделал это, чтобы мы веселились и не думали, что стали старше (о чем было бы естественно думать в любой день рождения). Когда человек поет или у него рот набит печеньем, для страха и меланхолии просто не остается места, говорит Марианна.

151.

Я говорю, что наше путешествие начинает внушать мне чувство покоя, приятное, между прочим, чувство. Мы уже не в начале пути, но еще и не в конце. Мы, так сказать, посередине. Как будто в самой гуще леса. Теперь с полным правом можно сказать, что мы в дороге. Марианна говорит, что я слишком озабочен тем, что мы потом скажем другим людям. Мне следует забыть о других. Надо жить, как будто мы вообще никому ничего не должны говорить, считает она. Я не понимаю, почему так надо (но она мне ничего не объясняет). Все равно у меня приятное чувство, и я говорю, что мне всегда больше нравилось, когда я уже чем‑то занят, так сказать, нахожусь в середине. Что‑то начинать или заканчивать тоже неплохо, говорю я, но я предпочитаю быть посередине. По мнению Марианны, это неудачная установка. Мне следует поостеречься и не отдавать предпочтения середине, а то начало и конец совсем разонравятся, предупреждает она. И мне кажется, что в ее словах есть доля правды. Но мне все‑таки трудно отказаться от своего чувства.

Марианна не ложится вместе со мной. Ей хочется еще поболтать с полковницей. Я немного ревную, но не настолько, чтобы это помешало мне заснуть. Зато утром я встану намного раньше ее. Меня не будет в спальне, когда она проснется и захочет рассказать, что ей снилось. Так ей и надо. Я понимаю всю мелочность своего плана, но, уже засыпая, отмечаю, что меня это не огорчает.

179.

Полковник идет к дому. Я размышляю об утре. О том, что утро совсем не то, что вечер и ночь. Утром люди совсем другие. Утром они более одиноки. В этом холодном и влажном воздухе. Вечером люди собираются вместе, пьют коньяк, играют в шахматы, слушают музыку и говорят, что она прекрасна. Ночью они занимаются любовью или спят. Но утром... До завтрака... Ты совершенно одинок.